Олимпийский бал. Пятая история из цикла «Анекдоты для богов Олимпа» - Василий Лягоскин

А давайте и правда беречь мужчин! Их же меньше! На всех может не хватить… Давайте относиться к ним гуманнее! Поймали вечером – отпустите… утром!

Рядом недоуменно прислушивался к словам незнакомого языка староста селения.

– Не знаю, что за странные слова говоришь ты, благородный господин, – негромко засмеялся он, – но на Бранжьену твое заклинание вряд ли подействует. В своей страсти она ненасытна; а уж если ей понравился парень… Судя по тому, что ты вышел, хоть и с трудом, а она по-прежнему спит, теперь тебе от нее не избавиться, господин Тристан. Единственный выход – немедленное бегство!

На высокое крыльцо выскочила чаровница, обмотавшая вокруг стана платье. Увидев Тристана, блаженно щурящегося на утреннее солнышко, она облегченно вздохнула и рухнула рядом, потянувшись так широко и заразительно, что платье практически полностью сползло на скамью, и дальше – на травку; а староста замер рядом с открытым от изумления ртом. Геракл представил себе, что вот так же с вожделением и некоторым испугом на девушку смотрит король Марк, и…

В-общем, вместе с шестеркой гребцов в дальнейшее плаванье отправились, кроме богини с полубогом, еще и конь Тристана и новая служанка королевской невесты – Бранжьена. Сам герой почти целый день проспал на палубе; лишь однажды, когда лодка пристала к берегу на поздний обед, проснулся от нежного прикосновения девичьей ладошки. Во сне Тристан в очередной раз переживал ночное приключение, поэтому открыл глаза со вздохом на губах: «Бранжьена!», – и тут же попытался вскочить, увидев перед собой смеющуюся богиню. С Артемидой он поделился своими планами еще на берегу, и потому совсем не удивился, когда она показала взглядом на штаны Геракла, едва не лопающиеся от напора плоти.

– Да уж, – похлопала она по плечу смущенного полубога, – чувствую, что от «яблочка», которое ты собрался преподнести своему королю вместо свадебного подарка, до конца плаванья останется один огрызок…

А ночью, не дожидаясь, когда остальные путешественники отойдут ко сну, Бранжьена опять ловко подкатилась под бочок Тристана, готовая к новой «схватке»…

Река на равнине несла свои воды медленно; гребцы, расслабленные палящим солнцем и равнодушным отношением господ к их трудовым подвигам, ворочали веслами еще медленней. На четвертую ночь Тристан был готов вскочить на пасущегося рядом коня и умчаться прочь – все равно куда, лишь бы подальше от ненасытной вельдки. В то же время что-то неизмеримо могучее тянуло его к этой девушке; не любовь, и не другое подобное человеческое чувство. Только теперь Геракл понял, почему староста не раз обмолвился о колдовстве, а главное, отчего он так легко отпустил из селения молодую работящую девку.

Во всех остальных отношениях Бранжьена не вызывала никаких нареканий. И за госпожой ходила, словно Артемида и в этой ипостаси была истинной богиней, и готовила прекрасно, и слова лишнего себе не позволяла… пока не наступала ночь. Наконец, в разгар пятого дня, вдали показались стены замка короля Марка. До сего дня Тристан считал их родными; теперь же он с радостью бы проплыл мимо, отправился вниз по реке, и дальше – да хотя бы через пролив, в Британию.

– Только подарок нужно здесь оставить, – процедил он сквозь зубы; так тихо, чтобы не расслышали ни сама «подарок», ни Артемида.

Встреча героя и королевской невесты с владыкой Корнуэльса прошла обыденно – словно с борта лодки сгрузили дневной улов рыбы. Король, правда, снизошел к пристани, но лишь скривил губы, когда Тристан, отчитываясь о командировке, чуть склоня голову, рассказал и о битве с Морхультом (в рассказе – долгой, с кровавыми подробностями и победой, добытой неимоверными усилиями), и о той, кто ждал спасения в пещере великана. Король перевел взгляд на принаряженную по случаю прибытия к новому дому Изольду и, показалось Тристану, скривил губы еще сильнее.

– Что-то в этой свадьбе не то, – догадался Геракл, – так смотреть на невесту – юную, красивую, истинную богиню, может только мужчина, которого загоняют в брак насильно, да еще с такими условиями, что лучше в гроб, чем под венец! Или, дорогой дядюшка… у тебя теперь крепко стоят только рога?!

Но нет – король Марк перевел взгляд на служанку, что потупила взгляд рядом с Изольдой, и его глаза загорелись; живот сам собой постарался втянуться, не очень преуспев в этом весьма благородном позыве, а рука потянулась к губе, чтобы подкрутить молодецки усик, который там никогда не рос. Глаза же короля не отрывались от низкого выреза на платье Бранжьены.

– Девушка, вы что, без лифчика?!

– Я без комплексов!

Никакого лифчика, а тем более комплекса на роскошной груди вельдки не было. Было лишь несколько синяков, оставленных стараниями Тристана; но, наверное, они еще больше возбудили старого короля. Он, постоянно оглядываясь на невесту, идущую чуть позади вместе с Тристаном и служанкой, гордо выпятившей вперед бюст, позволил увести себя в замок, и уже там объявил хриплым голосом о свадьбе, которую назначил на этот же вечер.

– Вот это по-нашему, – шепнула на ушко Гераклу ничуть не смутившаяся невеста, – сразу взял быка за рога.

Что, или кого она при этом имела в виду, Тристан не понял. Он внезапно почувствовал, как в груди родилась ревность; совершенно неуместная, ведь именно для этого – чтобы затмить глаза королю, он и привез в замок вельдку! Последняя тем временем жарко вздыхала за спиной своей госпожи; скорее всего потому, что свадебные церемонии обычно длятся так долго, а летние ночи так коротки!

Саму свадьбу Тристан почти не запомнил. Он сидел – оскорбительно для статуса наследника – в дальнем от короля и будущей королевы углу пиршественной залы, и не отрывал взгляда от двух прекрасных лиц – богини охоты Артемиды, чему-то ухмылявшейся, и простой вельдки Бранжьены, стоящей за спиной госпожи. Так, втроем (третьим в их компании почти затерялся законный супруг, король), они и покинули только набирающий силу пир. Тристан тоже не задержался в зале; он вежливо покивал сидящему рядом советнику короля Горвеналу, который пообещал написать поэму и о его подвигах, и о нынешнем эпохальном событии, и о многом еще… чего Тристан уже не слышал. Он не помнил, как в горячке оказался в своей комнате, как срывал трясущимися руками совсем не парадные одежды; как ворочался, безумно скрежеща зубами от картинок, в которых обрюзгшее тело Марка нежно ласкали сразу четыре нежные женские ручки. Тристан не сразу осознал, что в его горячие объятия скользнуло прохладное тело богини. Это не было сжигающей все огненной пляской, как с вельдкой; ночь с Артемидой была сродни плаванью по волнам – ласковой, бесстыдной, и нескончаемо длинной. Рассвет, наверное, так никогда бы не наступил, если бы в одном из своих горячечных пробуждений полубог не увидел, что на пороге комнаты стоит бледная, как сама смерть, девушка.

Конец ознакомительного фрагмента.